Проектные будни

Назовем его просто Иван Ивановичем. Ему сорок лет, он работает в крупном проектном институте. Институт размещается в высоком стеклянном здании в центре Москвы, работают в институте около тысячи человек. Со стороны люди считают работу Ивана Ивановича очень творческой и интересной. В высоком стеклянном здании работа начинается в девять часов утра. Теоретически в девять. На самом деле в это время большинство только еще стоит в очереди к лифту – в здании двенадцать этажей. Иван Иванович по привычке приходит во время и обычно поднимается по лестнице, тем более что среди коллег его возраст считается молодым. Для начала он разбирается со вчерашней документацией, ведь работать ему пока что не с кем. Сначала сотрудники заполняют комнату, а так как большинство из них женщины, то проходит длительный период переобувания сапог, стаскивания рейтузов, причесывания и подкрашивания. Но Иван Иванович радуется уже тому, что большая часть этих приготовлений проходит где-то в туалете, а не за шкафом. Наконец все сидят за своими чертежными досками и работают, то есть чертят карандашом на ватмане порученную работу. На часах 9 - 30.

Поначалу Иван Иванович делал массу ошибок, главная была в том, что он считал, что пришел на работу только работать и не смотрел на часы. А зря! Скоро он понял, что подойти к сотруднику в одиннадцать часов и заговорить с ним о работе является страшной бестактностью. И ему железным голосом заявляли, что в одиннадцать начинается проветривание на 15 минут. И лучше с этим не спорить, а пойти самому покурить в холл или в мужской санузел, где в клубах дыма травили анекдоты и спорили о футболе немногочисленные в институте мужики. В двенадцать часов начинались обеды, а поскольку столовая в институте была небольшая, то и обеденные перерывы были организованы в три смены, по полчаса каждый, с 12 часов до 13 часов 30 минут. Все логично. Но если Иван Иванович наивно приходил в какой-нибудь смежный отдел согласовать какие-то вопросы в период с 12 до 13ч.30м. то он неизменно попадал на обеденный перерыв, который или еще не кончился или сейчас вот начнется! И еще было узаконенное проветривание в три часа дня, а в пять, как не сложно уж и догадаться, начинались переодевания и подготовка к главному старту дня – на свободу, на улицу!

Эта череда дней продолжалась годами и десятилетиями, Иван Иванович давно к ней привык, попритерся, и даже стал находить определенное удовольствие от этой монотонности. Тем более что она скрашивались многочисленными праздничными застольями, которые очень поощрялись в те годы ( ну надо же сплачивать коллектив! ), шумными поздравлениями в день рождения, и походами на овощную базу, и поездками в колхоз на уборку картошки и морковки. И только к концу этой безбрежной эпохи один смелый и немолодой главный инженер одной из мастерских на каком-то общем собрании взял да и рассказал во всеуслышенье этот простой подсчет часов. И все очень удивились, достали карандаши, вспомнили арифметику, и все стало ясно! Но привычка в то время уже стала нормой. Стал наш Иван Иванович понимать и еще одну тонкость, тщательно скрываемую и начальством и подчиненными, а именно то обстоятельство, что институт делится на две неравные части. Одна, очень небольшая – это энтузиасты своего дела, творческие люди для которых самое главное интересная работа. Другая, несравненно большая часть коллектива, приходит отсиживать часы, и эти «простые исполнители» очень плотно сидят на своих местах. Избавиться от откровенного балласта очень непросто.

В первый же год работы в институте Иван Иванович понял, что есть работа, и еще есть так называемая «общественная работа». И если термин «работа» был понятен сразу, работой занимались все в соответствии со своей специальностью и должностью, то общественная работа была многоступенчатой и безграничной. На самой высшей ступени стояла партийная работа, чуть ниже – профсоюзная, где то внизу - комсомольская. А кроме этого были обязательные политзанятия, политинформация, выпуск стенгазеты, работа в подшефном колхозе и на стройках в районе. Но это еще не все, были регулярные дежурства в «агитпункте» и работа на выборных участках. И очень скоро Ивану Ивановичу дали понять, что игнорировать общественную работу не стоит, могут быть осложнения. Порядок – есть порядок! Для начала пришлось записаться в «народную дружину», а поскольку она называлась «добровольной», то и вступил он, естественно, добровольно! Дежурства проходили по вечерам, с 18 до 23 часов, раз в месяц. За десять дежурств давали три дополнительных дня к отпуску, и таким образом ежегодный отпуск удавалось удлинить почти на неделю. Да и сами дежурства проходили часто очень весело. Ходили в дружину в основном мужчины, и погулять вечером в чисто мужской компании, порассказать не очень приличные анекдоты и просто поговорить оказалось интересно. Завязывались дружеские отношения на многие годы. Неформальные разговоры в течение рабочего дня тогда были не в ходу, а когда группа молодых мужчин целый вечер ходит с красными повязками на рукаве по улицам и переулкам, то говорили обо всем и открыто. Так что на поверку «дружина» оказалась не таким уж отвратным делом, а интересных встреч и ситуаций за время дежурств было много и сегодня можно составить сборник коротких рассказов об этом.

Вторым неотъемлемым составляющим в те годы были регулярные работы на овощных базах. Обычно на овощную базу ходили всем отделом или большой группой. Располагалась база в удаленном районе, и добираться до нее было долго и неудобно. Для такого дня у каждого был в запасе комплект старой одежды, брюки, куртка, ботинки или сапоги. В этом «наряде» человек в метро чувствовал себя неудобно, но со временем все стали понимать, ведь эти мероприятия коснулись почти всех москвичей. Иван Иванович на дорогу до базы тратил около полутора часов и уже одна только дорога туда и обратно выматывала. А еще грязная работа по переборке и перетаскиванию овощей и наглый начальственный тон сотрудников базы, в основном полуграмотных «лимитчиц», которые с упоением командовали «этими интеллигентами». Но случались и на овощной базе удачные дни. В обед садились кружком на грязных ящиках, раскладывали принесенную еду, кое-чего добавляли из того, что было вокруг – лук, капусту, морковку, появлялась припасенная бутылка вина или водочки. И было в этом что-то народное, от корней, непринужденное и простое…. А иногда осенью выпадало сказочное везение, в виде разгрузки арбузов или дынь. Опытный Иван Иванович никогда не забывал захватить с собой складной нож, и сколько в этот день съедено было всего, не сосчитать! Случались и помидоры, но вот к настоящим фруктам бесплатную рабочую силу не подпускали. Сотрудники базы весьма часто использовали и неискушенность москвичей в складском деле, предлагали разгрузить вагон картошки или лука в сетках – и все, тогда вы свободны! Одураченные «интеллигенты» до одури старались закончить все побыстрее, сильно уставали, а разница во времени получалась ничтожной.

Был тот самый период, который позднее назвали застоем, потом спохватились и стали именовать стабильностью. Москва была в те годы вроде всесоюзного универмага, со всех уголков страны люди приезжали в поисках красивой, хорошей одежды и всяких товаров. На хриплых магнитофонных записях можно было услышать хриплый голос Высоцкого, который пел о поездке в Москву мужика «со списком на десять листов», и что из этого получилось.

Но время шло, одного универмага на всю страну явно не хватало. Магазины пустели на глазах. Затем столица стала превращаться в гастроном для жителей ближнего и весьма дальнего Подмосковья, а потом и городов, расположенных в 200 и более километров. «Колбасные» электрички» везли из Москвы продукты, созданные страной и свезенные в Москву! А в городе назревала первая волна «дефицита» продуктов. Периодически в магазинах исчезал тот самый лук, который еще вчера разгружали на овощной базе, другие овощи. Картошку продавали только по одному пакету. Приближалось время «пустых прилавков».

Праздничные продовольственные заказы в институте существовали очень давно. Это были наборы продуктов, которые сложно найти в магазинах. Баночка красной икры, кусок сервелата, банка лосося, кусочек хорошей соленой рыбы, водка в бутылке «с винтом» - полное счастье к праздничному столу! Но теперь продовольственные заказы стали основой для людей, сначала каждый месяц, потом чуть не каждую неделю. При пустых магазинах, город снабжал своих жителей, создав систему заказав по учреждениям. Заказы этого времени были поскромнее, просто набор продуктов, без которых невозможно прожить. В институте появился новый вид общественной работы – ответственные по заказам. Конечно, эти люди были неприкасаемы. «Марьиванны» целый день нет на работе – да вы что, она же занимается заказами! В институте появилась целая армия, неподконтрольная никому. Сначала составлялись списки на заказы и собирали деньги. Потом продукты привозились, раскладывались по пакетам, распределялись по отделам и этажам. И так каждую неделю… Но при этом все ранее упомянутые общественные организации тоже продолжали функционировать и жить бурной жизнью. Незабываемые восьмидесятые годы! Их назвали перестройкой, хотя перестраивать, наверное, было уже поздно. В перерыв Иван Иванович тоже обходил окрестные магазины, и это напоминало охоту первобытного человека – ну может хоть что-нибудь попадется. Если попадалось сливочное масло или колбаса, то покупался кусок на килограмм или на два, ну, сколько соизволит продать продавщица. Институт располагался в обжитом районе, небольших магазинов было много, и в них продуктов было все-таки больше, чем в отдаленных спальных районах. Так что поездка на работу была еще и поездкой за продуктами. С работы большинство сотрудников выходили с большими сумками, и уже поэтому можно было отделить семейных людей от легковесной молодежи. Хотя молодежи к тем годам в институте почти не осталось. Иван Иванович как то почувствовал, что, сколько лет он ни работает, все равно остается в числе молодых. Институт стремительно старился.

Но не только продовольственным магазином стал институт в те годы. По предприятиям стали продавать и одежду и обувь. И однажды были завезены в неограниченном количестве женские пальто цвета болотной зелени, импортные, «фирменные» и их раскупили мгновенно. И вот утром от метро к институту потянулись «женские батальоны» в одинаковых зеленых балахонах. Разнообразием размеров женщин видно не баловали, так что одним пальто были до колен, а другим до пят. А после работы эти батальоны шли плотными рядами к остановкам троллейбуса и к метро. За сотню метров Иван Иванович видел – это идет наша женщина. Две, а может и три сотни женщин в одинаковых пальто, выходящие из дверей сугубо гражданского института, наводили на подозрение, не армия ли это незнакомой державы. Впрочем, никто не удивлялся, а на работе у жены Ивана Ивановича точно также завезли красные сапоги на высоком каблуке, и руководитель утром из окна четко высчитывал своих опаздывающих сотрудниц.

Но самой главной общественной обязанностью оказалось участие в праздничных демонстрациях. По иронии судьбы, районные власти включили институт в состав постоянных участников ежегодных демонстраций. Это преподносилось как немыслимая честь. И если Первомайская демонстрация обычно проходила в уже теплую и солнечную погоду, то на седьмое ноября случался и дождь и снег. В эти дни приехать в институт надо было в семь утра, то есть выезжать из дома в шесть, с открытием метро! В половине восьмого стройными колоннами уже шли, но в противоположную сторону, к площади около известного завода. Там формировалась общерайонная колонна, и оттуда начиналось долгое движение к центру города. Списки участников, естественно, составлены были заранее, каждому определено его место, в ряду должно было быть по шесть человек, а справа идти «правофланговый» с красной повязкой. Никакой отсебятины! А так как участие в демонстрации являлось делом почетным, то всем нужно было прикрепить на лацкан одежды специально изготовленный для этого дня значок и красный бант. Иван Иванович сохранил эти исторические реликвии и любезно разрешил их сфотографировать.

Сотрудники института относились к демонстрациям по-разному. Одних это очень тяготило, особенно раннее вставание и многокилометровая прогулка, но были и любители, которые говорили, что без демонстрации для них и праздника нет никакого! А тут с утра в дружеской компании, с искусственными цветами и надувными шарами в руках, неспешно пройти по украшенной флагами и транспарантами праздничной Москве, посередине улицы, увидеть город в непривычной спокойной обстановке. Транспорт в центре отменялся полностью, играла музыка, по пути следования колонн продавали конфеты и сувениры, надувные шары и открытки. А где-то на полпути располагалась трибуна районного руководства, и по микрофону голос приветствовал приближении колонны такого-то учреждения и все громко кричали «ура». Дальше путь шел до набережной Москва-реки, через Болотную площадь, по Большому Каменному мосту, на Манежную площадь, тогда еще свободную от застройки и мимо Исторического музея колонны вступали на Красную Площадь! Громкоговорители скандировали праздничные слова, гремела музыка, стоящие вдоль движения колонн бдительные товарищи зорко смотрели за порядком. А зря! Порядок и так соблюдался полный, ведь в колоннах демонстрантов все были группами из учреждений, со своими руководителями и идеологами, и единственным нарушением мог стать только чуть выпивший товарищ. Впрочем, Иван Иванович не старался влезать во все идеологические тонкости, а просто шел вместе со всеми и радовался жизни, молодости, что к обеду он уже будет дома, что существует Родина, Советский Союз, который будет всегда. Из репродукторов тоже неслись слова « будет людям счастье, на века, у Советской власти сила велика! ».

Под эти надежные слова праздничные колонны людей проходили между Кремлевской стеной и Историческим музеем на Красную Площадь, причем колонна, где находился наш Иван Иванович была первая к трибунам мавзолея Ленина. В этом тоже было всемосковское уважение к району. Когда Иван Иванович смотрел это все вечером по телевизору, то казалось, что колонна движется рядом с мавзолеем. На самом деле между первой колонной и трибунами была сначала линия людей в штатском, затем весьма широкая пустая зона, затем цепочка милиции и уже дальше располагались трибуны. Но в телевизоре этого не было видно, а было всенародное ликование, улыбки, песни, движущиеся знамена и транспаранты. Значительно позднее, Иван Иванович промерил по карте маршрут движения колонны, и оказалось, что путь от института до Красной Площади составлял семь километров и еще один или полтора километра требовалось, что бы потом добраться до метро.

На праздничные дни приходилось еще одно чрезвычайно важное мероприятие. Фасад здания института представлял собой сплошной стеклянный витраж на высоту двенадцати этажей и районные власти когда-то решили, что это идеальное место для праздничного транспаранта. Был изготовлен огромного размера брезентовый прямоугольник, на нем нарисовано праздничное приветствие и вот этот транспарант надо было два раза в году вывешивать на здание, разумеется, силами сотрудников. За три – четыре дня до праздника большая часть мужчин привлекалась к этому весьма сложному в техническом отношении мероприятию. Высота брезентовой картины была на шесть этажей, ширина метров двадцать, вес весьма большой и огромная парусность! Это изделие, в виде рулона, сначала приносили два десятка человек и укладывали на асфальте вдоль фасада. Затем канаты поднимались на крышу и с крыши двадцать человек по команде из «матюгальнака» начинали подъем этого огромного паруса. Из открытых окон на этажах подхватывались крепежные веревки, и транспарант привязывался к элементам витража. Ветер, особенно в начале ноября, был обычно холодный и сильный, и вовремя прикрепить все веревки было действительно нелегким делом. Провисев неделю на стене и выполнив свою политическую задачу, транспарант снимался с теми же трудами и уносился на склад на полгода до следующего праздника. В комнатах приходилось отодвигать от окон столы и тумбочки, что обеспечить возможность закрепить веревки через открытые окна. Опять же по иронии судьбы, эскиз для этого транспаранта когда-то был нарисован именно Иван Ивановичем, и, проходя мимо института, он мог обозревать два раза в году свое художественное творение, увеличенное в десятки раз.

На пороге стояла «перестройка». В Москве стали появляться небольшие проектные организации, обычно называвшиеся «кооперативами». Хорошие кооперативы организовывались людьми бывалыми и по принципу – меньше людей, но больше работы и больше заработки! И молодые и уже опытные специалисты, которые могли и хотели работать и которые понимали, что они в институте составляют не более пяти процентов от общего состава и систему изменить не в силах, начали уходить. Трещала по швам страна, тихие регионы, которые многие годы заказывали проекты обязательно в Москве, теперь стали использовать местных специалистов. Большие государственные заказы сворачивались и исчезали. В институте стало не хватать объема работы.

Активные люди увольнялись, а оставшиеся так называемые «простые исполнители» начали игры нового времени - заканчивались восьмидесятые годы, и начиналась эпоха всеобщих выборов. Это было ужасно интересное время, а может проще – ужасное! На все должности надо было обязательно выбирать голосованием - и директора, и руководителя мастерской или отдела, и даже руководителя бригады. Старых руководителей, опытных волков, отправили на свалку в технический отдел, или на пенсию и навыбирали молодых, по принципу «это свой парень», давить не будет! И ужас случился…. «Избранники народа» доверия не оправдали, не просидев на новых должностях и года, они начали отказываться, начали увольняться. Иван Иванович с изумлением слушал откровения одного бывшего «избранника», которому простые исполнители сказали – мы тебя выбрали, мы и перевыберем, если не будешь давать нам большие премии! А какие там премии, если вскоре в институте кончились деньги и на зарплату. За всеми житейскими проблемами сотрудники стали забывать о самом главном, о работе, ведь зарплату все получали годами и вовремя, и то, что она не просто деньги, падающие с неба, а именно «заработанная» плата, многие старались не думать. И вот денег не стало. Кризис охватил все и вся, заказы на проекты исчезали, строительство остановилось. Наступала эпоха развала проектных организаций. Игра в выборы окончательно подорвала внутренние связи и сразу за ней пошли игры в политические симпатии. Начались 90-е годы. Ты за этого политика - а я за того, да так, что люди, много лет работавшие за соседними столами, переставали здороваться друг с другом.

Очень скоро и правые и левые оказались в одном флаконе, то есть все были уволены новыми властителями, захватившими институт. Но про это время или эту эпоху, нужно писать отдельно.

И самое главное. Проходят годы, бывшие сотрудники разбрелись по разным проектным организациям, многие сменили специальность или вышли на пенсию. Но осталось чувство общности. И если случайно встречаются бывшие сослуживцы – какая радость на лицах, какие воспоминания! И, конечно, все сходятся в одном, что так хорошо было в институте, и как жалко, что института уже нет! Институт стал своеобразным «градом Китежем», его нет, но в то же время он и есть, но только в воспоминаниях…..